Немного о себе
приходило утро, город был наг и пуст. леденели капли морской воды.
надо мной читали сорокоуст, только он не отвёл беды.
приходило трое земных волхвов, убегали в ужасе прочь волхвы,
говорили: «девка, дурная кровь», говорили: «выбрось из головы».
приходили дни, оставалась блажь, приходили люди, к кому, зачем,
говорили: «этот, прости, не наш».
леденели капельки воды.
«красота не вечна, чего ты ждёшь, ты такого сыщешь на чёрта с два»,
но в густой крови леденеет дождь, распадается на слова.
приходили ведьмы, звенела медь, закипала брага на дне котла,
вот бы выйти в поле да умереть…
и не вспомнится, что была.
приходил охотник, принёс ружьё, говорил, оставит до четверга,
говорил: «вот имя тебе моё, им открестишься от врага»,
только то - не враг, то – белейший снег, то – святые воды Ильмень-озёр.
мне не нужен, Господи, человек –
дикий зверь в лесу замедляет бег и глядит на меня в упор.
говорит: «останься на два часа, отвезу до города на спине».
дома - гулкие голоса, да забудешься ли во сне?
капли пота на простыне.
вижу зверя, слышу вороний грай, лай борзых собак бередит чутьё,
говорю: «пожалуйста, убегай», говорю: «вот имя тебе моё»,
только пуля сильнее любых имён да лицо моё, что белейший лён.
говорит: «пожалуйста, мне поверь», а в глазах частят языки огня.
разрывная пуля летит, звеня.
одержимый зверем страшней, чем зверь, и стреляют они в меня.
убегает зверь, прорывая ряд – как бы ни было, надо кормить зверят.
а в глазах моих закипает яд – прямо в спину пришёлся последний выстрел.
истекло любовью смешно и быстро
сердце.
больше не говорят.